Под гребенку попали военачальники и офицеры, не имевшие отношения ни к каким заговорам. Оказалась парализованной военная промышленность, арестовывали лучших конструкторов, руководителей предприятий. Была полностью разгромлена советская разведка. Уничтожили 40 одних только резидентов в разных странах, не считая рядовых агентов, связных. Разветвленная и великолепно отлаженная сеть советских спецслужб за рубежом практически перестала существовать… Было ли это одним из случайных «перегибов»? Вот уж вряд ли. Скорее походило на умелую диверсию. И пожалуй, не Сталин был заинтересован в том, чтобы накануне войны остаться без «глаз и ушей» за границей.
Выискивали «пятую колонну» — но при этом опять отправляли на расстрелы православных священников. Террор прокатился и по мусульманскому духовенству, были репрессированы почти все муллы Урала и Сибири. Очередной раз попали под удар и другие категории людей, которые традиционно относились в советском государстве к «группам риска». По деревням хватали «кулаков», по городам — бывших офицеров и дворян, шерстили интеллигенцию за неосторожные высказывания, арестовывали просто честных людей, насоливших начальству или чем-то мешавших…
В данном плане показательным может быть пример с М.А. Шолоховым. В конце 1936 — начале 1937 гг. были арестованы руководители Вешенского района Логовой, Красюков и Логачев. Писатель хотел заступиться за них, но на прием к Сталину попасть не смог. Тогда он пошел на беспрецедентную в советское время форму протеста, отказался ехать на Международный антифашистский конгресс писателей в Испанию. Этого не заметить не могли, он был вызван в Москву, после беседы со Сталиным его подзащитных освободили и восстановили в партии. Узнав, что их избивали, Шолохов написал генеральному секретарю о методах следствия. Была создана комиссия во главе с тем же Шкирятовым, который в 1933 г. «проверял» сигналы писателя об организации голода. Но эта комиссия опять спустила дело на тормозах, злоупотреблений не подтвердила, свела дело к «отдельным ошибкам», никто не был привлечен к ответственности. После чего «органы» состряпали дело на самого Шолохова.
Хотя у него и в НКВД нашлись почитатели, предупредили. Он тайком сбежал в Москву, прятался на квартире Фадеева, пока не сумел через Поскребышева передать Сталину записку: «Приехал к Вам с большой надеждой. Примите меня на несколько минут. Очень прошу». 23 и 31 октября 1938 г. состоялись две его встречи с генеральным секретарем, и только тогда писателя оставили в покое. Как видим, многое происходило без ведома Сталина. А ведь далеко не каждый, подобно Шолохову, мог обратиться к нему…
Конец разгулявшейся вакханалии, как и в прошлых погромных кампаниях, положил Сталин. 22 августа 1938 г. первым заместителем Ежова был назначен Берия, которому Иосиф Виссарионович доверял лично. 15 ноября было запрещено рассмотрение дела «тройками». 17 ноября 1938 г. вышло постановление Совнаркома и ЦК «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия». Указывалось, что «массовые операции по разгрому и выкорчевыванию вражеских элементов, проведенные… при упрощенной процедуре следствия и суда, не могли не привести к ряду крупнейших недостатков и извращений… Работники НКВД настолько отвыкли от кропотливой, систематической агентурно-осведомительской работы и так вошли во вкус упрощенного порядка следствия, что до самого последнего времени возбуждают вопросы о предоставлении им так называемых «лимитов» на массовые аресты…».
Постановление запрещало масштабные операции по арестам и депортациям, предписывалось проводить их строго в соответствии с Конституцией, по решению суда или с санкции прокурора. 27 ноября Ежов был снят со своего поста, а 1 февраля 1939 г. генеральный прокурор Вышинский доложил Сталину о разоблачении чекистов, которые «встали на путь подлога и фабрикации фиктивных дел». Многие дела пересматривались, в 1939 г. было освобождено более 327 тыс. заключенных. А в тюрьмы и под расстрелы пошли те, кто был виноват в чрезмерном раздувании репрессий: Ежов, Фриновский, Блюхер, Посты-шев, Косиор и т. д.
Но общее число жертв «большого террора» неизвестно до сих пор. Зарубежные источники пользуются данными Р. Конквеста — 700 тыс. расстрелянных, 7–8 миллионов заключенных в лагеря… Вот только непонятно, откуда же эти цифры выкопал Конквест? Они представляются совершенно недостоверными. Так, в печать попали официальные данные, что на 1 марта 1940 г. общий контингент заключенных ГУЛАГа составлял 1 668 200 человек. В пять раз меньше, чем у Конквеста. Причем лишь 29 % были осуждены по политическим статьям, остальные по уголовным. На основе тех же официальных данных исследователями, получившими к ним доступ, сообщалось: «Число жертв политических репрессий в РККА во второй половине 30-Х годов примерно в десять раз меньше, чем приводимые современными публицистами и историками» («Военно-исторический журнал», 1993, № 1, с. 59).
В наше время даже либеральные отечественные историки признают, что данные Конквеста сомнительны и значительно завышены. Приводят более скромную цифру — 642 тыс. расстрелянных. Да, такая цифра существует. Она приведена в официальной справке, подготовленной для ЦК партии генеральным прокурором Руденко. Но… она охватывает всех казненных по политическим статьям с 1921 по 1 февраля 1954 г.! В нее входят массовые расстрелы при подавлении крестьянских восстаний Антонова, Махно, восстаний в Сибири, Белоруссии, на Кавказе, Кубани, Дону. Входят казни белогвардейцев и тех, кого причислили к белогвардейцам в начале 1920-х. Входит раскулачивание, подавление мятежей в годы коллективизации. Входит Великая Отечественная война — изменники, дезертиры, власовцы. Входит послевоенная борьба с банде-ровцами, прибалтийскими «лесными братьями»…
Какой процент от этой цифры занимает «Большой террор» 1937–1938 гг.? По какой-то причине подобные данные не были опубликованы ни хрущевскими, ни горбачевскими «разоблачителями». А отсутствие подобных публикаций само по себе представляется многозначительным. Повторюсь, автор ни в коем случае не оправдывает террор против невиновных людей. Не собирается жонглировать цифрами оборванных и исковерканных жизней. Но зачем и кому требуется еще и искусственно преувеличивать их? И таким ли уж «большим» был террор 1936–1938 гг. по сравнению, допустим, с «красным террором», которого мировая общественность вообще «не заметила»?
Но при чистках «пятых колонн» были уничтожены палачи русского народа, уничтожавшие его в Гражданскую войну. Сгинули деятели, помогавшие грабить Россию и сбывать ее богатства чужеземцам. Сгинули и разрушители русской культуры. А одновременно Сталин совершил крутой поворот политики в патриотическое русло, началось возрождение Российской державы. В марте 1935 г. из библиотек были изъяты труды Троцкого, Каменева, Зиновьева и прочих «теоретиков», заражавшие умы советских людей. Зато возвращались на книжные полки и в школьный курс литературы «изгнанные» из обихода Пушкин, Лермонтов, Достоевский. В мае-июне 1935 г. были распущены Общество старых большевиков и Общество бывших политкаторжан.
В 1934 г. Совнарком и ЦК приняли постановление, отвергшее прежние методы преподавания истории. Из лагерей и ссылок была возвращена вся плеяда российских историков, загремевших туда усилиями «красного академика» Покровского, Бухарина и иже с ними. В 1936 г. их линия была официально осуждена, в школах учебник Покровского сменил учебник Шестакова, где восстанавливалась преемственность между царской и советской Россией. Начали выходить книги и сниматься фильмы о Петре I, Александре Невском, Суворове, Ломоносове и др.
В 1935 г. в армии были введены маршальские и офицерские звания. Красноармейские комроты, комбаты, комполки превратились в капитанов, майоров, полковников. Только слово «генерал» в советском обиходе все еще несло слишком негативный оттенок, поэтому генеральские звания были восстановлены позже, в 1940 г. Весной 1936 г. последовала «реабилитация» казачества. Пересматривались «революционные» установки об «отмирании» семьи. К середине 1930-х в Москве число абортов дошло до 3 на 1 рождение ребенка, число разводов до 48 на 100 регистраций браков. Постановлением правительства от 27 июня 1936 г. аборты и их пропаганда были запрещены под страхом уголовной ответственности, увеличивались государственные пособия матерям, усложнялась процедура развода (для этого требовалось присутствие обоих супругов, делались отметки в паспортах, вводился строгий контроль за выплатой алиментов). Отныне семья признавалась не временным «пережитком», а ячейкой социалистического общества.